Неточные совпадения
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие
поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться
с господами.
Дорогой, в вагоне, он разговаривал
с соседями о политике, о новых железных дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната
с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей
с подвязанными хвостами, в сбруе
с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство собой проходят.
Это еще более волновало Левина. Бекасы не переставая вились в воэдухе над осокой. Чмоканье по земле и карканье в вышине не умолкая были слышны со всех сторон;
поднятые прежде и носившиеся в воздухе бекасы садились пред охотниками. Вместо двух ястребов теперь десятки их
с писком вились над болотом.
Сам больной, вымытый и причесанный, лежал на чистых простынях, на высоко
поднятых подушках, в чистой рубашке
с белым воротником около неестественно тонкой шеи и
с новым выражением надежды, не спуская глаз, смотрел на Кити.
Беспрестанно подъезжали еще экипажи, и то дамы в цветах
с поднятыми шлейфами, то мужчины, снимая кепи или черную шляпу, вступали в церковь.
Совершенно успокоившись и укрепившись, он
с небрежною ловкостью бросился на эластические подушки коляски, приказал Селифану откинуть кузов назад (к юрисконсульту он ехал
с поднятым кузовом и даже застегнутой кожей) и расположился, точь-в-точь как отставной гусарский полковник или сам Вишнепокромов — ловко подвернувши одну ножку под другую, обратя
с приятностью ко встречным лицо, сиявшее из-под шелковой новой шляпы, надвинутой несколько на ухо.
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)] доезжачими заяц, превращается весь
с своим конем и
поднятым арапником в один застывший миг, в порох, к которому вот-вот поднесут огонь.
На бюре, выложенном перламутною мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом
с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете
с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка
с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то
поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.
Он видел сквозь растворившуюся дверь, как мелькнула быстро стройная женская фигура
с длинною роскошною косою, упадавшею на
поднятую кверху руку.
Яростно, ослепительно сверкая, толпу возглавлял высоко
поднятый над нею золотой квадрат иконы
с двумя черными пятнами в нем, одно — побольше, другое — поменьше.
Самгин видел десятки рук,
поднятых вверх, дергавших лошадей за повода, солдат за руки, за шинели, одного тащили за ноги
с обоих боков лошади, это удерживало его в седле, он кричал, страшно вытаращив глаза, свернув голову направо; еще один, наклонясь вперед, вцепился в гриву своей лошади, и ее вели куда-то, а четверых солдат уже не было видно.
Так,
с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила
с ним на ты, постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета, сидела среди кухни на стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
Елена что-то говорила вполголоса, но он не слушал ее и, только поймав слова: «Каждый привык защищать что-нибудь», — искоса взглянул на нее. Она стояла под руку
с ним, и ее подкрашенное лицо было озабочено, покрыто тенью печали, как будто на нем осела серая пыль,
поднятая толпой, колебавшаяся над нею прозрачным облаком.
Находя, что Люба говорит глупости, Клим перестал слушать ее, а она все говорила о чем-то скучно, как взрослая, и размахивала веткой березы,
поднятой ею
с панели.
— Я — не верю вам, не могу верить, — почти закричал Самгин,
с отвращением глядя в
поднятое к нему мохнатое, дрожащее лицо. Мельком взглянул в сторону Тагильского, — тот стоял, наклонив голову, облако дыма стояло над нею, его лица не видно было.
Из окна своей комнаты Клим видел за крышами угрожающе
поднятые в небо пальцы фабричных труб; они напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова, напоминали остролицего рабочего, который по праздникам таинственно,
с черной лестницы, приходил к брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню,
с лицом татарки, изредка посещавшую брата.
Егеря молча слушало человек шесть, один из них, в пальто на меху
с поднятым воротником, в бобровой шапке,
с красной тугой шеей, рукою в перчатке пригладил усы, сказал, вздохнув...
По улицам бегали черномазые, кудрявые мальчишки, толпились черные или коричневые женщины, малайцы в высоких соломенных шляпах, похожих на колокола, но
с более раздвинутыми или
поднятыми несколько кверху полями.
Пища — горсть рису, десерт — ананас, стоящий грош, а если нет гроша, а затем и ананаса, то первый выглянувший из-за чужого забора и ничего не стоящий банан, а нет и этого, так просто
поднятый на земле упавший
с дерева мускатный орех.
Один занес было ногу на трап, чтобы сойти, да и остался на несколько секунд
с поднятой ногой.
В комнате была девушка в войлочной шляпе, в шубке, жилистая,
с худым некрасивым лицом, в котором хороши были одни глаза
с поднятыми над ними бровями.
— Да что ж это, конца не будет! — говорил, затягиваясь папиросой, высокий толстый, красный,
с поднятыми плечами и короткими руками, не переставая куривший в закрывавшие ему рот усы конвойный начальник. — Измучали совсем. Откуда вы их набрали столько? Много ли еще?
В числе деливших Нехлюдов заметил знакомого каторжного Федорова, всегда державшего при себе жалкого,
с поднятыми бровями, белого, будто распухшего молодого малого и еще отвратительного, рябого, безносого бродягу, известного тем, что он во время побега в тайге будто бы убил товарища и питался его мясом.
— Вот, сердиться! Ты где стоишь? — спросил он, и вдруг лицо его сделалось серьезно, глаза остановились, брови поднялись. Он, очевидно, хотел вспомнить, и Нехлюдов увидал в нем совершенно такое же тупое выражение, как у того человека
с поднятыми бровями и оттопыренными губами, которое поразило его в окне трактира.
В комнату вошел один из членов в золотых очках, невысокий,
с поднятыми плечами и нахмуренным лицом.
Весна вышла дружная; быстро стаяли последние остатки снега, лежавшего по низинам и глубоким оврагам; около воды высыпала первая зеленая травка, и, насколько кругом хватал глаз, все покрылось черными заплатами только что
поднятых пашен, перемешанных
с желтыми квадратами отдыхавшей земли и зеленевшими озимями. Над пашней давно звенел жаворонок, и в черной земле копались серьезные грачи. Севы шли своим чередом.
По бокам лестницы тянулась живая стена из экзотических растений, а внизу, на мраморных пьедесталах, покоились бронзовые тритоны
с поднятыми кверху хвостами, поддерживая малюток-амуров, поднимавших кверху своими пухлыми ручонками тяжелые лампы
с матовыми шарами.
Когда плетенка подкатилась к подъезду номеров для приезжающих
с поднятым флагом на крыше, из окон второго этажа выглянуло на Привалова несколько бледных, болезненных лиц.
Это были снег, пыль и сухая листва,
поднятая с земли вихрем.
Сначала все шло как по маслу, и наш француз вошел в Москву
с поднятой головой.
Павел кинулся вперед
с поднятыми руками, и конторщик тяжко покатился на пол.
На другой день пошел я смотреть лошадей по дворам и начал
с известного барышника Ситникова. Через калитку вошел я на двор, посыпанный песочком. Перед настежь раскрытою дверью конюшни стоял сам хозяин, человек уже не молодой, высокий и толстый, в заячьем тулупчике,
с поднятым и подвернутым воротником. Увидав меня, он медленно двинулся ко мне навстречу, подержал обеими руками шапку над головой и нараспев произнес...
— Подозревать! — что мне! Нет, мой друг, и для этого вам лучше уж войти. Ведь я шла
с поднятым вуалем, нас могли видеть.
Марья Алексевна бросилась из передней в зал
с поднятыми кулаками.
Но лишь коснулась его рука ее руки, она вскочила
с криком ужаса, как
поднятая электрическим ударом, стремительно отшатнулась от молодого человека, судорожно оттолкнула его...
Он взошел к губернатору, это было при старике Попове, который мне рассказывал, и сказал ему, что эту женщину невозможно сечь, что это прямо противно закону; губернатор вскочил
с своего места и, бешеный от злобы, бросился на исправника
с поднятым кулаком: «Я вас сейчас велю арестовать, я вас отдам под суд, вы — изменник!» Исправник был арестован и подал в отставку; душевно жалею, что не знаю его фамилии, да будут ему прощены его прежние грехи за эту минуту — скажу просто, геройства,
с такими разбойниками вовсе была не шутка показать человеческое чувство.
Что они все вынесли друг для друга, что они делали для семьи — невероятно, и всё
с поднятой головой, нисколько не сломившись.
С любовью останавливаюсь я на этом времени дружного труда, полного
поднятого пульса, согласного строя и мужественной борьбы, на этих годах, в которые мы были юны в последний раз!..
Чернея сквозь ночной туман,
С поднятой гордо головою,
Надменно выпрямив свой стан,
Куда-то кажет вдаль рукою
С коня могучий великан;
А конь, притянутый уздою,
Поднялся вверх
с передних ног,
Чтоб всадник дальше видеть мог.
Это говорил Алемпиев собеседник. При этих словах во мне совершилось нечто постыдное. Я мгновенно забыл о девочке и
с поднятыми кулаками,
с словами: «Молчать, подлый холуй!» — бросился к старику. Я не помню, чтобы со мной случался когда-либо такой припадок гнева и чтобы он выражался в таких формах, но очевидно, что крепостная практика уже свила во мне прочное гнездо и ожидала только случая, чтобы всплыть наружу.
Сверх того, я видел, что у ворот конного двора стоит наша коляска
с поднятым фордеком и около нее сидит наш кучер Алемпий, пускает дым из трубки-носогрейки и разговаривает
с сгорбленным стариком в синем, вылинявшем от употребления крашенинном сюртуке.
По характеру я феодал, сидящий в своем замке
с поднятым мостом и отстреливающийся.
Я ведь феодал по своему характеру, сидящий в своем замке
с поднятым мостом.
На них та же четверня коней и в колеснице та же статуя славы
с высоко
поднятым венком… Вспоминаю…
А на возвышении как раз перед нами стоит щеголеватый, в серой каске безмолвный милиционер
с поднятой рукой.
А в праздничные дни к вечеру трактир сплошь битком набит пьяными — места нет. И лавирует половой между пьяными столами, вывертываясь и изгибаясь, жонглируя над головой высоко
поднятым подносом на ладони, и на подносе иногда два и семь — то есть два чайника
с кипятком и семь приборов.
Иногда по Тверской в жаркий летний день тащится извозчичья пролетка
с поднятым верхом, несмотря на хорошую погоду; из пролетки торчат шесть ног: четыре — в сапожищах со шпорами, а две — в ботинках,
с брюками навыпуск.
Это первый выплыв Степана «по матушке по Волге». А вот и конец его: огромная картина Пчелина «Казнь Стеньки Разина». Москва, площадь, полная народа, бояре, стрельцы… палач… И он сам на помосте,
с грозно
поднятой рукой, прощается
с бунтарской жизнью и вещает грядущее...
Рядом
с воротами стояло низенькое каменное здание без окон,
с одной дверью на двор. Это — морг. Его звали «часовня». Он редко пустовал. То и дело сюда привозили трупы,
поднятые на улице, или жертвы преступлений. Их отправляли для судебно-медицинского вскрытия в анатомический театр или, по заключению судебных властей, отдавали родственникам для похорон. Бесприютных и беспаспортных отпевали тут же и везли на дрогах, в дощатых гробах на кладбище.
И когда я опять произнес «Отче наш», то молитвенное настроение затопило душу приливом какого-то особенного чувства: передо мною как будто раскрылась трепетная жизнь этой огненной бесконечности, и вся она
с бездонной синевой в бесчисленными огнями,
с какой-то сознательной лаской смотрела
с высоты на глупого мальчика, стоявшего
с поднятыми глазами в затененном углу двора и просившего себе крыльев… В живом выражении трепетно мерцающего свода мне чудилось безмолвное обещание, ободрение, ласка…